ТЕБЕ ДАДУТ ПОСМОТРЕТЬ
Зимний сон Лили Поттер

В последнее время стоят невероятно лютые морозы – даже магия не спасает от них. Мы стараемся не слишком много применять ее здесь, в Лощине – Фиделиус защищает, но я все-таки немного боюсь. Да и Дамблдор рекомендовал не увлекаться. В последний раз, забирая у нас мантию-невидимку моего мужа, обернулся на пороге, посмотрел странно, так, что у меня на секунду сжалось сердце, и тихо произнес: «Осторожнее с магией», а через секунду – аппарировал.

А мне было жалко смотреть на Джеймса, взгляд которого говорил сам за себя: моего мужа нельзя держать в клетке, даже если это жизненно необходимо. Он долго стоял у окна после ухода старого волшебника: молча, скрестив руки на груди. А я, держа притихшего сына на руках, не решалась подойти к нему, потому что чувствовала: не нужно это.

Но даже магия неспособна разжечь такой огонь, который спас бы старый дом от зимней стужи – а такая зима на моей памяти впервые. Оба камина гудят вовсю, но я уже не знаю, какое заклятие применить, чтобы дом действительно прогрелся. Хожу весь день в зимней мантии, в шали поверх нее – той самой, что я нашла в кладовой: я немного побаиваюсь этих старых вещей, отдающих прежними владельцами и владелицами. Нет, дело не в гигиене – просто они многое помнят, эти вещи. И это чувствуется. Однако же когда я мерзну, я беру большую старую шаль из шотландской шерсти, закутываюсь в нее, и когда мои плечи согреваются, успокаиваюсь: должно быть ее владелицей тоже была женщина-мать, волновавшаяся за своего мужа и своих детей, и искавшая утешение в тепле, хотя бы внешнем.

В холода мне очень крепко спится. Как говорила моя мама – не разбудить и выстрелом из ружья. Я, как замерзающее животное, скручиваюсь в клубок, сжимаюсь под одеялом, и засыпаю крепко-крепко, таким образом согреваясь и не испытывая никакого желания просыпаться. Просыпаться, конечно же, приходится – привычка вставать рано, а еще материнский инстинкт: мой сын – очень активный мальчик, и, проспав один раз, я рискую получить в качестве «доброго утра» тысячу и одну неприятность, которые способны устроить своим родителям непоседливые дети. Как-то раз такое уже было – Гарри не исполнилось и четырех месяцев. Я, замученная ночными бдениями у его кроватки, а также проблемами, связанными с войной, переселением и всем, что с этим связано, заснула слишком крепко и проспала лишний час. Джеймс же, дежуривший у кроватки сына, задремал, неосторожно оставив свою волшебную палочку рядом с малышом, который, проснувшись, дотянулся до нее, взмахнул, и…

С одной стороны, я могу гордиться моим сыном: волшебство течет в его крови, составляя его суть – останется лишь дождаться одиннадцати лет, когда его наконец-то научат владеть этим волшебством. Однако же разнесенная вдребезги старинная ваза, стоявшая на камине, и перепуганная насмерть кошка – это, пожалуй, не лучший подарок, который может ожидать молодых родителей в качестве первого проявления магических способностей их ребенка. Тем более, что я всерьез задумывалась в тот день, не стоит ли тайком обратиться в больницу святого Мунго, дабы решить проблемы с временным заиканием, постигшим моего супруга. С того дня Джеймс следит за тем, чтобы его волшебная палочка не валялась, где попало, а за своей я привыкла следить с первого дня ее покупки.

И поэтому когда становится слишком холодно, я стараюсь спать как можно чутче. Я сама не знаю, как это у меня получается. Просто говорю себе: не слишком-то увлекайся, и почему-то у меня получается. И тогда я проваливаюсь в полудрему, на грани сна и яви, и мне снятся странные сны. Так, как если бы кто-то приподнял завесу между сном и реальностью, показывая мне то, что находится рядом с нами, но мы не понимаем и не чувствуем этого.

Мне снится мой сын, мне снится мой муж. Снится то, чего я боюсь. Снятся сны жены – и – и матери, и мне трудно это объяснить. Отец и сын – начало и продолжение, отражение друг друга. Их двое, я одна на них двоих. Они смотрят друг другу в глаза, и я вижу, как они похожи, и удивляюсь этому чуду. И еще думаю о том, что как бы там ни было, мы с Джеймсом и Гарри люди с разной судьбой. Матери трудно принять тот факт, что у сына может быть иная судьба. Умом я это понимаю, душой – пока с трудом. Наши переживания и страхи живут во снах, и потому я часто вижу во сне своего сына. И если в моих снах мой муж всегда рядом со мной, то сын – всегда отдельно, так, как если бы мне позволили посмотреть на его жизнь, но не позволили бы в нее вмешаться. Это странно, потому что я надеялась быть с ним как можно дольше…
…Сегодня ночью было особенно холодно, и я легла в постель, закутавшись в шаль поверх ночной рубашки. Съежилась, сжалась, и только свернувшись клубком под одеялом, в шерстяной старой шали – сумела согреться. И заснула – как и всегда в таких случаях, на грани сна и яви.
Сон, который мне приснился, я не могу разгадать до сих пор.

Я увидела лес, а потом увидела свет. Было так светло, как не бывало никогда. Этим светом было залито все вокруг, но он не слепил, а согревал.

Я стояла на перроне платформы вокзала Кингс-Кросс, откуда всегда отправлялся поезд на Хогвартс, только на этот раз здесь не было ни поездов, ни людей. Зато все вокруг было залито светом.

Я стояла - одна, в какой-то очень тяжелой мантии темно-фиолетового цвета, шитой золотом, у меня такой никогда не было, с распущенными волосами, без волшебной палочки. Рядом был мой муж, но я не видела его, только чувствовала, зная, что он рядом. И все, все вокруг было залито светом.

- У меня никогда не было детей, и я не знаю, каково это, - прозвучал рядом очень знакомый голос, и я, поглядев на стоящего рядом, отчего-то не удивилась, обнаружив что это – Дамблдор. Я уже не удивляюсь ничему, что связано с этим человеком.
- Что вы имеете в виду? – спросила его я, и мой голос прозвучал так, как если бы я находилась в старинном соборе, где каждый звук отдается тысячей осколков от высоких стен, гулко и…одиноко.
- У меня никогда не было детей, - повторил старец. – И я счастлив тому, что мне никогда не доведется испытать то, что испытаешь ты.
- Что испытаю? – спросила его я, и вокруг стало тихо-тихо.
- То, что ты почувствуешь, когда тебе дадут посмотреть, - ответил он и шагнул вперед, не оглядываясь.

Дамблдор шагал вперед, а я стояла на месте. Джеймс молчал, я не видела его. И вдруг поняла, что не могу двигаться.
Седовласый волшебник, пройдя вдоль платформы, опустился на одинокую, залитую светом скамейку, а через пару секунд откуда-то из этого света к нему шагнул юноша, взглянув на которого я едва сдержала вскрик: мальчик был невероятно похож на моего мужа, и когда сердце в моей груди пропустило удар, я поняла, что это – мой сын много лет спустя.
И внезапно я все поняла.

Они беседовали, а я смотрела, смотрела молча, и изо всех сил крича внутренне. Мне хотелось разбить невидимую стену, разделяющую нас, и чтобы ничего этого никогда не было. Чтобы у моего сына не было причин приходить сюда, на залитую светом платформу, чтобы побеседовать со старым волшебником, который так странно смотрел на меня, унося мантию – невидимку моего мужа в неизвестность, и в неизвестности же оставляя нас.
Я была почти уже без сил, когда почувствовала на своем плече теплую ладонь. Теплую – даже здесь.

- Мы ничего не можем сделать, Лили, - тихо произнес Джеймс. – Мы можем только смотреть, но и это для родителей – великое благо. Но он справится.
- Справится… - эхом откликнулась я, и вокруг потемнело, и платформа исчезла, и я распахнула глаза, лежа в постели, сжавшаяся в комок под шалью и одеялом. Джеймс мирно спал рядом. Кошка дремала в кресле у окна. За окном падал снег. Колыбелька моего сына стояла рядом с нашей постелью и чуть покачивалась, баюкая малыша: все же есть польза от простых бытовых заклинаний.

Я поднялась с постели, наклонилась над спящим сыном, поправляя ему одеяльце. Маленький игрушечный мишка лежал рядом с ним, оберегая его сон: игрушка-артефакт, тревожный звонок – если с сыном что-то случится, по дому разнесется звон. Пока все мирно – это просто игрушка, Гарри очень любит его и спит с ним в обнимку.

Глядя на медвежонка, я вспоминала свой сон. Как ни оберегай его, судьбу его не изменишь. Пока есть силы, я вложу всю свою душу в то, чтобы ни один волос не упал с головы моего сына. Но судьба есть судьба, и судьбы наши с ним – идут разными путями. Я боюсь того момента, когда мне всего лишь дадут посмотреть. Но уже сейчас придется научить себя смиряться с ним и принимать его, как должное.

И просто любить их – сына и мужа.
Пока есть время у нас троих.
И пока мы можем быть рядом, а не просто смотреть.

Остальные мои письма - вот тут: lj.rossia.org/users/lily

Крестный для моего сына
Письмо - воспоминание Лили Поттер, посвященное Сириусу Блэку, дошедшее много лет спустя