Лирическая, наивная, простенькая. Но для рассказа у камина и под чай, в такой вот холод, кажется, в самый раз.
Там будет про апельсины, волшебника, зеленые ленты, маленькую девочку и надежду.
Не ищите логических объяснений чему-либо оттуда: их нет. Пусть подскажет сердце.
И я не знаю, кто эти люди. Просто вот так увидела, глядя за окно, на метель...
***
Апельсиновые корочки

- Ты все выдумала, лгунья! - кричит одна девочка другой, а та, вторая, стоит, понурившись. В другой сказке у нее непременно были бы рыжие волосы и щеки красного цвета, и она сжимала бы кулачки, яростно споря с сестрой, и топала бы ножками, обутыми в черные ботинки, доказывая, что права, просто та не дает ей вставить ни одного слова. Но там, в комнате, заставленной старинной мебелью, где по стенам развешаны картины с господами и дамами (няня говорит, что это все - их, девочек, родственники, которых уже нет на свете, а есть...а где они есть, девочки не помнят), где расставлены вазы с чуть подсохшими оранжерейными розами - чайными, как любит мама, и в воздухе плывет тонкий, немного пыльный их аромат, и все кажется таким высоким-высоким; здесь, в этой комнате у той девочки, что молчит - темные волосы, растрепанными волнами рассыпавшиеся по плечам: ленточка-то у сестры.
У сестры тоже темные волосы, только аккуратно заплетенные в косы. А в руках она держит атласную зеленую ленту, только что вырванную из рук своей сестры, которая, кажется, сейчас заплачет.
- Ты все выдумала! - кричит она, потрясая ленточкой перед ее лицом. - Все, все! Не было никакого волшебника, это ты, неряха, придумала, чтобы тебя не отругали за ленту! А я все расскажу маме! Все! Все!

Та, вторая, что-то лепечет в ответ, а по щекам уже текут предательские слезы. Сестра с торжествующей усмешкой убегает, и она в отчаянии бросается на низенькую тахту, обхватывая подушку руками, и уже сотрясаясь от настоящих рыданий.
Конечно, если бы папа увидел ее сейчас, она мигом прекратила бы рыдать и размазывать грязь по щекам (платье в зеленый цветочек все выпачкано, как и маленькие пальчики). Но папа не увидит, а значит можно плакать дальше. Маме не до нее, она сама часто плачет в последнее время. И оттого девочка рыдает все сильнее и сильнее.

Но всему на свете рано или поздно приходит конец, и через некоторое время она успокаивается. Замирает, глядя перед собой и не чувствуя своего несчастного маленького сердца. Смотрит на левую сторону груди, тычет в нее маленьким, перемазанным грязью и слезами пальчиком, и на платье остается еще одно маленькое пятно. Уже не плачется - не хочется, но еще не весело. И, наверное, уже никогда не станет весело. Как может быть весело тому, кого не понимают?

Внезапно девочка слышит легкий сухой удар по стеклу. Соскакивает с тахты и бежит к окну: там, под окном, на занесенной снегом дорожке стоит человек, закутанный в длинный плащ, прячется от снега. Он смотрит наверх, на нее, и девочка видит, как ветер треплет его длинные седые волосы, в которых запутались снежинки, и что он улыбается ей. Сердце ее замирает на мгновение, и она неуверенно лезет на подоконник, тянет щеколду вниз, и распахивает окно - ставнями давно никто не занимался, как же легко их открыть...

читать дальше